Нет ничего более охуенного, чем сдавать экзамен с выпавшей из положенного места линзой.

Все было просто — меня опиздюлили по корме дверью, а когда я проморгалась, то в одном глазу резко пропал фокус. На двадцать минут аудитория превратилась в маленький филиал золотомойни: студенты и преподаватели, включая заведующего кафедрой, трех лаборантов, уборщицу и санитара, прибежавшего из клиники, поочередно забегали и ползали по полу, обшаривая руками линолеум. Двадцать минут поисков не дали ровным счетом нийуха. 

Поэтому почти два часа я сидела, прикрыв один глаз, как Раджетти без своего песо, и пристально пырила на экзаменатора. Кажется, ему было еще хуже, чем мне: я-то просто пыталась сохранить душевное равновесие, а вот бедного доцента явно шатало от темной стороны к светлой, когда он украдкой глядел на мой перекошенный еблет. Конечно, я не взяла с собой очки, вы чо — я слишком стара и богата для этого дерьма, а еще я Дункан Маклауд, подстраховка для сцыкунов. Поэтому меня спрашивали от силы десять минут, в течение которых я кокетливо ковыряла пальцем глаз, пытаясь понять, не наебала ли меня проклятая нанотехнология, забившись под верхнее веко и укатившись в глазницу. А то ведь, получается, зря людей переполошила. Но нет — глазница оказалась пуста.

Выходя из аудитории после экзамена, я поняла, что от оставшейся линзы толку тоже не будет, и избавилась и от нее. Сделала первый шаг. Споткнулась об чей-то сраный баул. Прокатилась жопой по лестнице. Лестницы у нас в стиле сталинского ампира, с низкими ступеньками и каждую неделю натираются добротно, да.

Выкатилась на улицу. Предстояло двухчасовое турне на другой конец города. И, как ни странно, я дома. Я не уехала в Девяткино вместо Купчино, не перепутала номера автобусов, чем часто грешила на вооруженный глаз, не впилилась ни в одну березу или мужика, не покусала собаку и даже с первого раза нашарила дверь парадной. По-ра-зи-тель-но.

Теперь всегда буду носить с собой очки.